— А ты хотела услышать историю о том, как я, спасая мир, пожертвовала собой? (смеется).

— Расскажите мне, что вы почувствовали, когда осознали, что ваша жизнь теперь непременно изменится?

— Страх. Страх — это первое, инстинктивное чувство. Пусть я была парализована ниже линии груди, но я все еще могла чувствовать страх. Потом боль, наверное. Знаешь, боль гораздо сильнее физической. После наступило отчаяние. И снова страх. Тогда я не знала, не то, чтобы как жить дальше, я понятия не имела, как теперь подниматься на 4 этаж нашей квартиры в Майнце. Я не могла сообразить, как буду печь блинчики мужу, а еще у меня засыхали гортензии, и не было клумбы на заднем дворе…

— Сегодня передо мной сидит уверенная, красивая и невероятно сильная женщина. Как вам удалось тогда с справиться с этим?

— Сначала не удавалось. Я ненавидела врачей, которые не могли мне помочь. Срывалась на сиделку, потому как нет ничего унизительнее, чем когда тебя… ну ты понимаешь, о чем я. Я ненавидела, когда меня жалели. И ненавидела себя, да, тогда я ненавидела себя больше всего. Не имейте меня в душу! Следующий вопрос.

— …

— Извини. Я все понимаю. Если ты пришла сюда, чтобы я дала тебе какой-то универсальный рецепт стойкости там или уверенности, то ты точно обратилась не по адресу. Сегодня я обычный человек, такой же, как все. У меня куча проблем, стройка, кредиты, простроченные платежи и потерянные квитанции, мне бывает и больно, и страшно, и одиноко. И весело, чаще, конечно, теперь мне бывает весело.

— Нет, я пришла не за этим. Я вообще считаю, что «человек с ограниченными возможностями» — глупый и бессмысленный буквенный набор. Пусть и существуют люди со, скажем так, повышенными потребностями, то уж возможности наши поистине безграничны.

— Ты мне нравишься (смеется). Знаешь, через три месяца после несчастного случая от меня ушел муж. Благо, в Германии таким как я выплачивают очень приличное пособие, и тогда у меня было все. Но у меня не было… Со мной рядом не было его. Как же важно иметь человека, которому ничего от тебя не нужно. Который принимает тебя таким, какой ты есть и просто любит.

— Но нельзя так просто взять и отказаться от собственной жены. Это поступок нельзя назвать поступком настоящего мужчины.

— Не берись судить. Жизнь с инвалидом под одной крышей до нетерпимости тяжела: она не просто сложна физически, порой она сильно равнодушна и безучастна к чужой боли, беде. Утки, бесконечные тряпки, обед из ложечки. Нам было по 23. Представляешь, какой там мог быть секс? Благо, мой муж не увлекался некрофилией (смеется). Любить и жить рядом с инвалидом — большая человеческая работа, которая под силу лишь единицам. Любил ли он меня? Скорее нет, чем да. Но и я не возьмусь судить.

— Вы удивительная женщина. Откуда в вас такая особенная способность к прощению?

— Дело тут не в прощении. Мы не можем изменить людей. Все, что нам остается, просто любить их. Я тогда считала, что ад — это другие люди. Ненавидела его, думала, что он меня предал. Пусть даже в чем-то и есть доля правды, но ад ни другие люди, ад — в нашей собственной голове. Наш персональный такой, собственный жаркий адик. Я бы посадила в нем гортензии… Хотя, кроме кактусов там ничего не выживет (смеется).

— Любите цветы?

— Я ведь вернулась в Россию не от того, что жизнь в Германии меня полностью устраивала, верно? Если бы я тогда не вышла замуж, то сразу после стажировки вернулась бы домой. Но кое-чем эта страна меня очаровала. Знаешь, у них там почти нет заборов. А возле каждого дома такие маленькие клумбочки с цветами. Аккуратные, идеальные. Ничего лишнего. Немцы такие перфекционисты (снова смеется). Я даже хотела открыть свой цветочный магазин. Кто знает, может все еще впереди.

— Ольга, как же сегодня обстоят дела с вашим трудоустройством?

— Как тебе сказать, я официально не трудоустроена. Но сейчас я часто посещаю различные центры реабилитации по всей стране. Стараюсь как-то поддержать тех людей, которые оказались в той же ситуации, что и я. Человеку ведь совсем не нужна жалость. Человеку нужен человек. А вообще, легло ли найти работу, мне понравилось, как ты сказала, человеку с повышенными потребностями… А кому сейчас легко? Но если ты чего-то по-настоящему хочешь, никто не в силах тебя остановить.

— А какого-то особого отношения к себе не замечала?

— Замечала. Но я четко даю понять, что не нуждаюсь в жалости. Даже ты. Вот теперь смотришь на меня совсем другими глазами. Как бы тебе сказать, это…

— Уважение?

— Тебе виднее.

— Что насчёт личной жизни? Есть кто-то на примете?

— Я без ума от загорелых красавчиков с голым торсом (смеется).

— Вы всегда были такой открытой?

— Резкой, ты хотела сказать. Но, по сути, это одно и то же. Да, всегда. У меня принцип: всем сердцем и душой. Пусть лучше тебе сразу засадят нож прямо в грудь, чем потом в спину. Так меньше больно.

— Оптимизм. Вы обладаете невероятной силой добра и оптимизма. И это определенно врожденное качество. Такому нельзя научиться.

— Точно.

— А что вы можете сказать об условиях жизни в нашей стране, в нашем городе, для людей, которые оказались в похожей ситуации?

— Ты хотела сказать для инвалидов. Не стоит бояться этого слова. Это не клеймо. Ты, наверное, это вырежешь, но я отвечу на твой вопрос. Условия сейчас у нас одинаково хреновые для всех. Но государство более ли менее старается работать в этом направлении. Я не привыкла жаловаться. Следующий вопрос.

— Честно говоря, я не задала вам практически ни одного вопроса из списка. Это едва ли не самое честное мое интервью. За двадцать минут беседы вы разбудили во мне желание…

— Желание жить? Все проблемы, невзгоды рано или поздно тебя отпустят. Пусть даже их последствия иногда необратимы, но они все равно отступят. Все, что для этого нужно, — время.

— А как вы проводите свое свободное время?

— Я люблю читать. В книгах найдутся ответы на все вопросы. Сейчас мне доступны только аудиоверсии, но зато я осознала невероятную силу человеческого голоса. Вот у тебя он такой задорный, торопливый, забавный короче… Ты могла бы вести передачи на радио или подбадривать людей, но только не увлекайся этим (смеется).

— Какой совет вы могли бы дать людям, оказавшимся в похожей ситуации, либо близким таких людей?

— Все пройдет: и печаль, и радость. И на все воля божья. И зла. Не надо ни на кого зла держать. Никто не виноват, а даже если и виноват, то в такой ситуации это уже вряд ли будет иметь значение. Главное — это вовремя осознать. А близким? Постарайтесь не отворачиваться от тех, кого любите. И неважно, здоровы эти люди или слегка хандрят…

— Спасибо вам, Ольга. Это было круто!

— На сто процентов (смеется).

Источник Студень